Сергей Баландин

«ПЯТОЕ ЕВАНГЕЛИЕ»

ОПИСАНИЕ СВЯТЫХ МЕСТ В ИЗРАИЛЕ С КОММЕНТАРИЯМИ И РАЗМЫШЛЕНИЯМИ

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ЭКЗЕГЕТИКА ФАКТА

«Поверь, Горацио, что на земле и в небе более чудес, чем снилось всей людской премудрости»

Шекспир, Гамлет

Глава первая

СТРАНА ЧУДЕС

Начиная с этой главы, мы уже будем говорить о Святых местах, связанных с событиями не просто легендарного характера, которые и сама Церковь расценивала как притчи, но с событиями, о которых повествует Библия как об исторических фактах, имеющих точное время и место происшествия.

Экзегетика факта есть понимание происшедшего не как результат случайного стечения обстоятельств, а как результат действия Божественного Провидения или, как говорят материалисты, объективных законов исторического развития. Это умение увидеть в тех или иных событиях указующий перст Божий. В этом плане факт понимается как знамение, как Слово, значение которого необходимо растолковать. Многие такие факты-знамения Библия называет чудесами.

Что такое чудо и как следует относиться к чудесам? Это, пожалуй, наиболее трудный и острый вопрос философии и веры. Многие современные моралисты, пропагандируя христианское учение, стараются всячески обойти этот щекотливый и, я бы сказал, коренной вопрос всякой религии, иные же проявляют несгибаемый фундаменталистский фанатизм. Так, например, когда митрополита Филарета спросили: как могло в действительности произойти такое, что кит проглотил Иону? – он ответил: “Если бы в Библии было сказано, что Иона проглотил кита, я и этому поверил бы”. Я не знаю, удовлетворил ли такой ответ ум “алчущего правды” скептика, но мы, к сожалению, не имеем столь однозначного ответа, и единственно, что мы можем сделать, это сообща попытаться поискать его.

Чудеса всегда представляли собой немалый соблазн для лукавого ума. Это, пожалуй, та самая лакмусовая бумажка, на которой проверяется искренность веры. Принять их (чудеса) для образованного человека, не кривя душой, кажется безумием, для малообразованного – они являют собой соблазн впасть во тьму языческого суеверия. Вот такой крепкий орешек представляет собой христианство. Ему мало одних обрядов и “дел закона” – оно требует, прежде всего, веры, причем чистой и искренней. Как писал апостол Павел: “Ибо иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость...” (1 Кор. 1:21-24).

Что здесь имел в виду апостол? В данном случае к “иудеям” можно отнести всех людей так называемой “восточной ментальности”, чей косный ум невозможно пробить никакими доводами рассудка, но очень легко соблазнить каким-нибудь фокусом. Люди же “западной ментальности”, то есть “еллины” также легко соблазняются фокусами, но им подавай фокусы иного рода – интеллектуальные софизмы и мудреные философские концепции. Но ни те и ни другие не ищут Истины, ибо она проста и чудесна, чудесное же для них – соблазн и безумие. И сейчас нас часто окружают такие люди, что хотят видеть мир заурядным, предсказуемым и понятным, они думают, что знание всего обыденного и привычного и есть мудрость, они боятся даже думать о чудесном, ибо одна мысль о нем немедленно превратит всю их “мудрость” в безумие. Другие же, наоборот, считают, что мудрецу недостаточно быть заурядным, он должен обладать чем-то необыкновенным, эксцентричным, иметь в себе нечто такое, чего они раньше никогда не встречали, что удивляет их заурядный ум. Но это еще не значит, что они хотят чудесного, они не знают, что чудесное можно найти только внутри себя. Весь же внешний мир, даже включая их так называемый “абсолютный разум” – сплошная заурядность, которая иногда, правда, кривляется определенными чудачествами. Но, чтобы человек смог понять, что эти чудачества – тоже суета сует, как и сама заурядность, ему надо дать испытать их. Тогда, может быть, он поймет, что истинные чудеса может творить только истинный Бог, и Он – внутри нас, и мы не найдем Его нигде, кроме как в себе. А Христос распятый – Он чудесен, Он – это мы сами, наш, если сказать в индуистской терминологии, Атман. Это мы сами себя распинаем, распинаем свою чистую душу гвоздями суетной алчности, зависти, гордыни. Мы распинаем Его на своей лукавой “мудрости”, с помощью которой мы хотим убедить себя, что никакого Христа нет и все, что есть – наша плоть. Мы распинаем Его своим лукавым любопытством, жаждущим чудного, что означает, в сущности, неверие в чудесное. Не искушайте Бога своими бесплодными поисками сверхъестественного, но дайте Христу жить в вас и это будет настоящее чудо.

Существует широко распространенное мнение, что вера в чудеса несовместима с научным мировоззрением. Говорят, что современный образованный человек не может допускать сверхъестественное. О’Кей, ну а может ли наш современный образованный человек объяснить, что, собственно, он называет сверхъестественным?

Разделение явлений на естественные и сверхъестественные есть очередная ересь. Во всяком случае, в Библии ни о каком “сверхъестественном” речь не идет. В самом понятии “сверхъестественного” уже есть какой-то лукавый дуализм. Уж в чем-чем, а только не в этом заблуждении можно упрекнуть искренне верующего, ибо для него весь мир находится в руке Божией, а значит, весь он – “сверхъестественный” или, лучше сказать, чудесный. Что же тогда остается на долю “естественного”, разве само понятие “естественного” не есть всего лишь произведение нашего ума, категория, обозначающая все то, что нам понятно и привычно? По сути дела, чудо не есть нарушение естественного (правильного) хода вещей, а скорее наоборот, восстановление некоей высшей справедливости в природе. Кто, интересно знать, из ученых-естественников мог бы взять на себя смелость заявить, что он знает, что есть естественный ход вещей? Августин Блаженный учил: “...как может быть противным природе то, что совершается по воле Божией, когда воля Творца есть природа всякой сотворенной вещи? Чудо противно не природе, а тому, как известна нам природа” [1]. И можно быть уверенным, что те законы, что нам известны, есть жалкая изуродованная пародия на ту Божественную Премудрость, которая есть высший Закон всех известных и неизвестных законов природы.

То, что недалекие умы называют “научным мировоззрением”, на самом деле есть научное суеверие – детская самонадеянность, полагающая свою способность объяснить все непонятное. Ни один истинный ученый никогда не скажет, что в его науке нет таких тайн, которые не находятся для него пока еще за семью печатями. Томас Карлейль по этому поводу писал: “Наука много сделала для нас; но жалка та наука, которая захотела бы скрыть от нас всю громаду, глубину, святость нескончаемого незнания, куда мы никогда не можем проникнуть и на поверхности которого все наше знание плавает подобно легкому налету. Этот мир, несмотря на все наше знание и все наши науки, остается до сих пор чудом, удивительным, неисповедимым, волшебным для всякого, кто задумается над ним” [2]. Мы же утверждаем, что всякое мировоззрение, отвергающее чудеса, как противоречащие разуму, есть антинаучное мировоззрение. Спросите любого физика, укладываются ли все наблюдаемые, точно экспериментально установленные явления природы в теоретические схемы и известные законы, и он вам скажет, что, оказывается, есть необъяснимые явления. Значит, здесь рационалист должен сказать, что существующий реальный мир противоречит разуму. Поэтому для истинного рационалиста нет иного пути, как стать иррационалистом, как писал Альберт Швейцер: “Рациональное мышление, если оно идет вглубь, неизбежно заканчивается иррациональностью мистики. Это и понятно: ведь оно имеет дело с жизнью и миром, а каждая из этих реальностей не реальна” [3].

Некоторые интеллектуалы говорят: “Может быть, чудеса еще и может допустить естествознание в рамках уфологии (науки, изучающей неопознанные явления), но, во всяком случае, их не признает история, потому как или она должна признавать все мифы за исторические факты, или ни один не принимать в расчет и в своих исследованиях опираться на наиболее вероятные версии, иначе она не сможет быть наукой”. Что ж, пусть себе история исследует истину своими методами, но ведь надо помнить, что ее методы суть наиболее вероятные гипотезы, они никак не могут претендовать на то, чтобы считаться истиной в последней инстанции. И кроме того, я бы мог сразу возразить, что ни история, ни какая-либо иная наука не занимаются верой. Предмет наук не вера, а знание, и эти понятия, как мы уже говорили, не следует смешивать. Хотя историк, как и криминалист, не может допускать чудо в своих исследованиях, это нисколько не мешает ему верить в чудеса, верить в иной мир, в существование иных законов и ценностей. Вспомним, как, сопоставляя различные свидетельства, наш историк Муджир эд-Дин подводил им резюме: “Бог знает, правда ли это”.

Надо сказать, что не только история отвергает чудеса, их нередко отвергают и некоторые религии, а другие, хоть и признают, но не вообще, а только в рамках собственного вероучения, и, так же как и история, решительно отвергают их в преданиях, не связанных с их собственною традицией. Так, например, в своих недельных комментариях на главу Торы, радиопроповедник Цви Патлос, своими фантастическими объяснениями событий Священной истории порой намного превосходит самого Моисея; но, выступая по радио “РЭКА” 31 января 1997 года, выразил глубокий скепсис относительно чудес вообще: “Один народ говорит, что кто-то у них там ходил по водам, у других кто-то с грохотом поднимался на небо”. Поднимался на небо, как мы можем догадаться, араб Мухаммад, хотя по многим комментариям он проделал сей мирадж духовно или даже во сне. Во всяком случае, это мистическое “аль-Исра ва-аль-Мирадж” не преподносится Кораном как знамение (ислам как вероучение основывается больше на рационализме, чем на мистике чудес). Но хотелось бы знать, у какого именно народа “Кто-то” ходил по водам? Это нам почему-то забыл разъяснить еврейский экзегет. В своей пропагандистской книжке “Быть евреем” раввин Хаим Донин пытается примирить иудаизм с филистерской идеологией, целиком базирующейся на законах мира сего, уверяя скептичного обывателя, что не собирается чудесами веры особенно тревожить его душевный покой: “Еврейская история полна чудес. Однако учение иудаизма основано не на них. Чудеса были средством достижения определенных исторических целей, служили даже для укрепления веры, но если бы ни одно из них не свершилось, коренные истины иудаизма все равно остались бы незыблемыми”. Это явная ложь, так как даже такие истины иудаизма, как соблюдение шаббата, кашрута и др., вряд ли могли бы иметь основание в природе, не имей они своей основой чудесное мистическое Слово Господне, данное пророкам в откровениях. Христианство же не стесняется признать, что единственным его основанием есть вера в чудо, ибо “если Христос не воскрес, то проповедь наша тщетна, тщетна и вера наша” – писал апостол Павел (1 Кор. 15:14), а Августин Блаженный признается: “Не будь чудес, я не стал бы христианином”, и, с другой стороны, если не верить в чудо, то зачем тогда нужна религия вообще? Как остроумно ответил Наполеону французский астроном Пьер Симон Лаплас: “...мне нет надобности в этой гипотезе – “Бог”, чтобы разобраться в мире”, и я думаю, что в главном он прав. Сама религия, как форма мистического диалога с Трансцендентным уже есть чудо, ибо религиозное откровение не выводится ни эмпирическим путем, ни логической дедукцией.

Верить в чудеса не значит признавать, что то или иное чудесное событие непременно произошло в определенном месте и в определенный период времени. Это опять-таки не вера, а знание. Истинная вера также не требует от верующего насилия над разумом, чтобы вопреки всему здравому смыслу заставлять себя признавать невероятное действительным. Бог не требует от нас Sacrificum intellectus (интеллектуальной жертвы), однако значение чудес в Священных писаниях отнюдь не второстепенное, и состоит оно не в опровержении науки, а прежде всего как антитезис “научному” идолопоклонству – слепому доверию действительности в ущерб идеальному. Верить в чудо – значит желать его, видеть его как высшую цель, и не как то, что действительно было, а как то, что должно было произойти. А что касается “знания”, будто бы отвергающего Евангельские чудеса как факты, никто еще нам не привел убедительных контраргументов, кроме, разве что, того знаменитого: “этого не может быть, потому, что этого не может быть никогда” – из рассказа А.П. Чехова “Письмо к ученому соседу”.

Атеист Бертран Рассел приводил интересный пример с курочкой, которой каждый день хозяин приносил водичку и зернышки, из чего она решила, что после появления хозяина необходимо следует появление зернышек, но в один прекрасный день хозяин пришел не с зернышками, а с ножом, чем убедительно доказал курочке, что ей не мешало бы иметь более тонкие представления о путях научного обобщения. Так что если у нас не куриные мозги, мы не можем со всей уверенностью утверждать только на том основании, что поскольку такое-то явление никогда не встречалось в нашей практике, поэтому оно не могло иметь место в прошлом и не может произойти в будущем. И уж конечно, чтобы иметь все основания считать осуществление той или иной цели возможным, вполне достаточно и одного факта такого осуществления. Например: положительный ответ на вопрос – возможно ли, чтобы нога человека ступила на поверхность Луны – безоговорочно утверждается фактом полета американских космонавтов Армстронга и Олдрина на космическом корабле “Аполлон – 11” 21 июля 1969 года, и тем самым уже окончательно разрушены все “научные” доводы г-на отставного урядника Семи-Булатова своему ученому соседу (из вышеупомянутого рассказа Чехова), что-де на Луну не могут попасть люди никогда.

Мы приводим такой аргумент (хотя он и не единственный) в пользу гипотезы бессмертия души: “Есть воскресение мертвых и новая жизнь потому, что воскрес Иисус”. И это вполне логично. Но нам говорят, что Иисус не мог воскреснуть только потому, что воскресения не бывает. Этот довод есть сущий абсурд, который в логике называется petitio principii (предвосхищение основания). Та же ошибка и в утверждении, что Евангелия написаны в период после 70 года, потому, что там предсказывается разрушение Храма, а предсказаний-де не бывает. Тот же чисто научный грех в утверждении, что Библия есть собрание небылиц, выдуманных людьми, не говорящими от имени Бога, потому, что Слова Господня не бывает. Точно такая же ценность и всех прочих “опровержений” чудес, которые отрицаются именно потому, что они чудеса.

Ну разве не абсурд отрицать возможность того или иного чуда его неправдоподобием? Также глупо и антинаучно устраивать перекрестный допрос Евангельских показаний. Здесь методы полицейского расследования явно не проходят, ибо, если бы авторы Евангелий хотели бы нас “надуть”, они бы уж постарались создать видимость правдоподобия и “подчистили” свои свидетельства так, чтобы устранить в них все противоречия и согласовать разночтения. Следует заметить, дабы не казалось, будто библейская критика нам открыла Америку и будто христианским богословам никогда не приходило в голову сравнивать Евангелия, что отцы Церкви давно видели эти “противоречия” на много веков раньше наших криминалистов-аналитиков, и, к их чести, не пытались их стушевывать. (Кстати, сам метод перекрестного допроса имеет Библейские корни. Так, в дейтероканоническом дополнении книги Даниила рассказывается история Сусанны и старцев, где эти старцы были обличены Даниилом тогда, когда один свидетельствовал, что видел Сусанну под мастиковым деревом, а другой под зеленым дубом (Даниил, гл. 13).

Еще более грубый, с научной точки зрения, подход к чудесам – это объяснения Библейских преданий известными нам законами природы. Так, например, некоторые “всё знающие мудрецы” пытались убедить нас, что, мол, Вифлеемская звезда не что иное, как метеор, а известный астроном Кеплер даже вычислил, что видение так называемой “Вифлеемской звезды” было не чем иным, как соединением двух планет – иудейского Сатурна и эллинского Юпитера, произошедшим в 7-м году до н. э., что само по себе, с точки зрения астрологии, есть знамение огромной исторической важности, даже год указан приблизительно точно (Иисус вполне мог родиться в 7 году до н. э.), но, к сожалению, расчеты Кеплера впоследствии оказались ошибочными. Евангелие, напротив, нам говорит, что Вифлеемскую звезду было дано видеть не всем. Не видели ее ни Ирод, ни ученые еврейские хахамим (те то уж, конечно, не пропустили бы из виду такое явление как соединение Сатурна с Юпитером), зато Ее увидели язычники, искавшие Бога и бедные пастухи, чаявшие своего спасения. Опять-таки вера сподобила этих людей лицезреть чудо.

Верить в чудо не значит полагаться на чудо в практической жизни, чему учит пословица: “На Бога надейся, а сам не плошай”. Подобная “вера”, кстати, решительно осуждается Библией: “Не искушайте Господа, Бога вашего, как вы искушали Его в Маасе” (Втор. 6:16) – имеется в виду эпизод исхода из Египта, когда народ рассчитывал на чудесное появление воды в пустыне. Разве не чудо, что, в то время как у всех народов, окружавших евреев, вера держалась на магии, волшебстве, колдунах, евреям дается прямо противоположное откровение: “Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых. Ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь, Бог твой, изгонит их от лица твоего. Будь непорочен пред Господом, Богом твоим. Ибо народы сии, которых ты изгоняешь, слушают гадателей и прорицателей; а тебе не то дал Господь, Бог твой” (Втор. 18:10-14). Так, отвергая поповский соблазн держать народ в страхе перед сверхъестественным, Библия требует от верных блюсти чистоту веры, ибо нет ничего враждебнее вере, чем суеверие: “Нет волшебства в Иакове и нет ворожбы в Израиле” (Числ. 23:23).

Новый Завет также учит, что вера творит чудеса, а не чудеса веру. О том, как дьявол искушал Иисуса чудом и о других соблазнах, мы поговорим ниже, когда побываем в Иерихоне. Здесь же скажем, что Иисус отвергал лукавые чудеса, творимые нечистыми руками шарлатанов, а истинные чудеса благословлял, напрямую связывая их с праведностью, когда они творятся уже не человеком, а присутствующим в нем Богом. Хорошо об этом говорит Тибетское Евангелие: “Исса же говорил: “Не верьте чудесам, совершаемым рукою человека, ибо только Владеющий природой один способен творить сверхъестественные дела, тогда как человек бессилен удержать ярость ветров и пролить дождь”. “Но есть чудо, которое возможно совершить и человеку: это когда он, полный искренней веры, решается вырвать с корнем из своего сердца все дурные помыслы и, чтобы достигнуть цели, не ходит более по путям беззакония” [4].

Иисус, какие бы чудеса Он ни совершал, – будь то исцеление или воскрешение кого-нибудь, или чтение чужих мыслей и судеб благодаря своей необыкновенной Божественной проницательности, всегда старался держать свои деяния втайне, никогда не афишировал их и просил не разглашать о них свидетелей. Он Сам жил согласно своей же заповеди: “Когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно” (Мф. 6:2-4). Он никогда не устраивал из своих чудес публичных спектаклей. Современные же “чудотворцы”, почувствовав в себе какие-нибудь зачаточные парапсихические способности, тут же начинают наживаться на них: открывают клиники нетрадиционной медицины, становятся “профессиональными” гадалками или артистами цирка. Но хуже всего, когда такими “чудесами” экстрасенс вводит в заблуждение верующих, как бы говоря: “Верь всем моим доктринам и исполняй все, что я тебе говорю, так как я могу делать то-то и то-то, а значит, все мои слова от Бога”. Так евреи, посещавшие Любавического ребе, поражались не столько мудростью этого человека, сколько его проницательностью. Он, говорят, умел читать мысли, предсказывать судьбу, рассказывать о неизвестных фактах из жизни посетителя. Ей Богу, лучше бы он со своими этими способностями пошел работать в цирк и не морочил людям головы.

Никогда евреи не отрицали, что Иисус совершал чудеса, но творил Он их, говорили они, конечно же, со злым умыслом, при помощи колдовства, которому, мол, научился в Египте. Эти упреки в их устах звучат, по меньшей мере, странно, ибо именно таких чудес требовали иудеи в свое время от Иисуса, в доказательство Его полномочий, и не получили: “...если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него” (Мф. 27:42). Поэтому именно их рассказы об Иисусовых чудесах и есть ложь, ибо, если бы Он мог творить чудеса своей корысти ради, то непременно у них на глазах сошел бы с креста, и тогда сразу бы все заткнулись. Так, если же Он не совершил чудо там, где оно могло было спасти Ему жизнь и принести мирскую славу, то какой же еще иной “злой” умысел мог быть во всем Его якобы колдовстве? Но если бы Он им уступил и явил знамения, то вот тогда можно было бы сказать, что поступил Он так не ради добра и любви к ближним, а ради укрепления своего личного авторитета. С другой стороны, даже самые заклятые клеветники не привели ни одного примера того, чтобы кто-нибудь хоть чем-то пострадал от Его чудес, впрочем способность причинять зло людям расценивается в толпе как достоинство, ибо такой “герой” в их глазах был бы “хазак” (сильный), других критериев для лидера чернь не знает. Иисус же никогда не выставлял ни Свою силу, ни чудеса, аргументом Своей Божественности. Да и такое уж ли это значительное достижение для Всемогущего Бога, Творца вселенной пройти по воде “аки по суху”? Нужно ли Богу, для того чтобы продемонстрировать Свою силу, инкарнироваться в человека? Не за тем Он пришел к нам, но мы не поняли Его. Он принес людям спасение, а они хотели насилие; Он пришел с Благой вестью, а они спросили Его: “Прореки нам, Христос, кто ударил Тебя?” (Мф. 26:68). Посмотрите, какими аргументами убеждают своих избирателей некоторые политики. Например, есть такой лозунг: “С Нетаниягу ам Исраэль хазак!”. Хорошо, я не против, чтобы народ Израиля был сильным, но я еще не видел лозунга, который бы обещал народу высокую культуру или хотя бы просто мир и счастье; в народе, к сожалению, ценится только одно – сила. Чернь и тогда требовала от Иисуса: “Ну-ка покажи Свою силу! Ударь кого-нибудь, испепели своих врагов, как Илия, ведь, если Ты Царь, Ты должен уметь постоять за Себя, а Ты, когда над Тобою издеваются, “как агнец пред стригущим его безгласен” (Ис. 53:7), как же можно уважать Такого?”. Не сошел Иисус с креста, нет, но не потому, что не мог, а потому, что Ему надлежало совершить чудо гораздо более великое, которое эти слепцы не могут постигнуть – Он воскрес!

Что же такое чудо? Чудо есть осуществление или возможность осуществления невероятного. Евангельское чудо есть дерзкий вызов трансцендентного эмпирическому. Это то, чего обычно в знакомой нам жизни не бывает. Но Евангельское чудо говорит не о том, что бывает, а о том, что должно быть, и в этом его истина. Так понимал истину Бердяев: “Истина же не есть просто то, что существует, истина есть достигнутое качество и ценность, истина – духовна. Нельзя поклоняться тому, что есть, потому только, что оно есть” [5]. С другой стороны, вера в истину чуда, в свою очередь, способна творить чудеса (именно то, чего не бывает).

Примеры этого проникновения духа в действительность можно обнаружить не только в религии. Так, скептики презрительно усмехаются над наивными приключенческими фильмами, как например, фильмы с участием Чарли Чаплина или Сильвестра Сталоне. Мол, нет в них правды и реализма и ничего поучительного для молодежи. Невозможно, чтобы одиночка, даже самый отважный, такой, как Рэмбо, выстоял против целой армии. Им бы хотелось видеть художественный реализм, как вся армия избивает несчастного правдоискателя Рэмбо, и уничтожает его, чтобы другим было неповадно. Но почему-то глупые люди предпочитают смотреть эти фантастические подвиги этих сумасбродных суперменов и еще радуются за них. А почему же, господа реалисты, вы так боитесь этих суперменов? Не потому ли, что глупые люди, не зная, что это невозможно, действительно воплотят чудеса в жизнь, как когда-то первыми христианами была разрушена империя “мудрецов и реалистов”? Как иллюстрацию выше сказанному, можно привести историческую фразу Теодора Герцля – “им тирцу – эйн зо агада” (Если захотите – то это уже не сказка), которая как раз и была ответом на скептицизм реалистов и прагматиков, не веривших в возможность создания еврейского государства. Но это чудо произошло в действительности, вопреки всем их научным прогнозам, благодаря простой вере евреев и христиан, которые сохранили любовь к Богу и к Его избранному народу. Бен Гурион в сое время высказался еще более радикально: “Тот, кто не верит в чудеса, просто не реалист”.

Для верующих, чудеса, на которые они уповают, есть прежде всего осуществление справедливости и торжество добра в этом мире, что отнюдь не свойственно ни материи, ни законам природы, а если мы нигде в природе не обнаруживаем этических законов, то на каком основании мы полагаемся на них, как не через чудесное Провидение? Однако мы видим неуклонное совершенствование мира вопреки всем материальным законам, вопреки деструктивному действию мировой энтропии. Как материалист, Бертран Рассел вполне прав, когда писал по этому поводу: “Если взглянуть на дело с научной точки зрения, то придется сказать: “В конце концов, я знаю только этот мир. Об остальной Вселенной я ничего не знаю, но, насколько вообще можно рассуждать о вероятном, следует заключить, что, наверное, этот мир является великолепным образцом, и раз здесь царит несправедливость, то, по всей вероятности, несправедливость царит и повсюду”. Представьте себе, что вы получили корзину апельсинов, раскрыли ее и обнаружили, что верхний слой апельсинов сгнил; ручаюсь, что вы не станете рассуждать: “Внизу апельсины должны быть хорошими, чтобы восстановить равновесие”. Нет, вы решите: “Наверное, вся корзина никуда не годится”; и именно таким в действительности будет ход рассуждений научно мыслящего человека о Вселенной. Он решит: “Здесь, в этом мире, мы обнаруживаем много несправедливого, и это дает нам основание предположить, что справедливость не правит в мире; следовательно, данный факт служит нравственным аргументом против существования Божества, а не в пользу Его существования” [6]. Но, ведь если придерживаться логики Рассела, то точно так же у нас нет никаких оснований полагать, что завтрашний день будет лучше сегодняшнего, тем не менее даже философия самого Рассела, при всем ее пессимизме, обусловлена верой в прогресс и завтрашний день, чего не может допустить “ход рассуждений научно мыслящего человека”. Иными словами, истинно верующий есть тот и только тот, кто уповает на чудо, кто верит в возможность невероятного и в то же время боится его как необходимого возмездия за грех.

Нет ничего более опасного для фарисеев всех мастей, чем вера в чудеса. Она подрывает все их священные устои, такие, как вера в незыблемость традиций, быта, привычного хода вещей и их полную предсказуемость. Даже малейшая возможность чуда своей непредсказуемостью и незапланированностью мгновенно разрушает весь их рутинный уклад, а следовательно, вся их авторитарная власть теряет почву под ногами. Но в том и сила чудес, что они появляются, не спрашивая на то фарисейского соизволения. Самое непредсказуемое чудо, которое фарисей никак не хочет принимать в расчет, есть смерть [7]. Она своей фатальной реальностью в мановение ока превращает в навоз все филистерские химеры земного благополучия, акции которых моментально падают в цене, достаточно лишь на минуту осознать их временную суетность. Где же теперь ваша устойчивость, господа? Она казалась реальностью, несомненной ценностью до первой болезни или даже зубной боли. Зачем теперь человеку его устойчивое положение в обществе, когда он страдает? Кто теперь его спасет? И нет утешения в душе, а сплошное разочарование в глупо прожитой жизни. Счастья, на которое он уповал, так и не достиг, зато принес в жертву химерическому “счастью” блаженство реальное. В этой суете он даже не успел увидеть, насколько велик и прекрасен сей мир, так ничего и не понял ни в себе, ни в людях, ибо всю жизнь играл какие-то роли в дурном водевиле, называемом филистерами “жизненной реальностью” (как только у них поворачивается язык называть словом “реальность” свой филистерский мир, где абсолютно все фальшиво и нет ничего подлинного), а роль водевиля требовала от него делать то, что не хотел, учиться тому, чем не интересовался, искать расположения тех людей, которых не любил. Да и саму любовь он не познал, потому что истинная любовь – это тоже чудо, и она не может вписываться в фарисейский регламент. Что остается? – Только одно: развернуться на 180° и пойти обратно к своим детским мечтам, к упованию на воскресение, на жизнь вечную, на грядущее Царство Небесное. И тогда ваша “реальность” будет для вас все равно что лужа на пути у жениха, спешащего к своей невесте. Он эту лужу скорее обойдет, но не будет думать, как поудобнее устроиться ему в этом болоте.

Мудрым философам всегда была очевидна иллюзорность этой нашей обыденной реальности. Царь Соломон назвал ее “hевель hавалим” (суетой сует), индусы называли “майя”. Апостол Павел писал: “...видимое временно, а невидимое вечно” (2 Кор. 4:18). Хорошо напоминает нам об этом и почти наш современник Семен Людвигович Франк: “А многие ли из нас знают даже столь существенную для нас реальность как неотвратимый грядущий факт нашей смерти – знают с той серьезностью подлинного знания, которая определяет соответствующую практическую ориентировку? Вся практическая жизнь человека, по-видимому, вообще возможна лишь на почве такого инстинктивного самообмана и невежества, на почве целесообразного ограничения себя и искусственно подобранным уютным, знакомым, привычным мирком, сложенным по образу и подобию наших вкусов, желаний и стремлений” [8].

Теперь мы видим, что чудеса происходят не только в духовных эмпиреях но и в самой реальной действительности. Ну а как относятся к действительности Библейские чудеса? Ведь не все, что возможно – необходимо и, следовательно, не значит, что действительно было! Так, скажу откровенно: Я не знаю. Может быть, в действительности чудеса происходили не совсем в тех формах, в каких они описаны в Библейских сказаниях, но их повествователи и не претендуют на полное проникновение в их сакральные тайны, все, что они могут, это лишь немного приоткрыть их или показать в иносказательных формах. Возможно даже, что те феномены, которые происходили в действительности, вообще не поддаются описанию и выглядели бы в наших глазах еще более чудесными и невероятными. Об этом намекает Иисус в Своей конфиденциальной беседе с Никодимом: “Если Я сказал вам о земном, и вы не верите, – как поверите, если буду говорить о небесном?” (Ин. 3:12).

Ну вот, растаяла тьма суеверия. Просвещением, казалось бы, разорваны все цепи, заставляющие нас бояться чудес и потусторонних сил. Все фантастические верования рассыпались как карточные домики. Как же теперь люди должны относиться к Слову Господню? Уподобиться лакею Смердякову и сказать: “про неправду все написано” или чеховскому Семи-Булатову и быть уверенным, что: “этого не может быть, потому, что этого не может быть никогда”? Отбросить Слово Господне как старый хлам? Не меняет сути дела и утонченный интеллектуальный скепсис. Его представители, на словах высказывающие более уважительное отношение к Слову Господню, как бы отдают вере дань исторического значения. Мол, благодаря ней, человечество достигло вершин культуры, мы научились быть нравственными, но сейчас вера в чудеса умерла. Давид Штраус писал: “Их (современников Иисуса) можно извинить, если, погрязнув в трясине иудейских предрассудков, они требовали подобных внешних подпорок для своей веры в Иисуса; нас же, людей, имеющих возможность взглянуть на дело Иисуса с более высокой точки зрения, которой мы обязаны ему же, извинить нельзя, если кроме моральных результатов христианского учения мы станем требовать еще других доказательств его божественности. ...Ужели и теперь, как в ту эпоху, нужно отменять законы природы, чтобы мы убедились во внутренней необходимости, истинности и красоте морального царства Христова?” [9]. Эрнст Ренан писал: “Чудеса Иисуса были тем насилием, которое над ним совершил его век, уступкой, которая была вырвана у него потребностью эпохи. Но заклинатель и чудотворец пали и забыты, между тем как реформатор религии будет вечно жить” [10].

Красиво сказал Ренан, жаль только, что именно Иисуса эта “потребность эпохи” совершенно не волновала. Чудеса Он творил вовсе не для того, чтобы подкупить ими любопытных и доказать им свою Божественную миссию; Он их творил исключительно из сострадания к страждущим братьям Своим меньшим, строго запрещая им разглашать их и основывать на них какую-либо идеологию, а тем, кто требовал от Него этих знамений для своих корыстных целей, Он говорил: “...род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка” (то есть Его Воскресения) (Мф. 12:39). “Я верю не благодаря чудесам, а вопреки им” – скажет Альберт Швейцер, и он здесь не одинок в единомышленниках. Великолепно сказано, может даже, где-то и верно, но разве это не отречение от Христа? “Наверно, этот Назарянин был хороший плут, может быть даже, и экстрасенс, – думают себе наши мудрецы, – чем-то же все-таки дурил народ, кто бы ему тогда поверил без его фокусов? Но ведь этот обман был святой, во имя нравственности!”. Оказывается, что вы, господа «нравственные интеллектуалы», ничуть не ближе к Богу, чем Смердяков и Компания, разве что только эти ребята несколько честнее вас. Ведь, извините, чудеса – это тоже часть, Слова Господня, а не приняв часть, мы не можем сказать, что принимаем Его вообще.

Конечно, не только в чудесах состоит суть учения Христа, но без них его можно уподобить некоей слащаво-сентиментальной химере, по меткому выражению Ницше “рококо души”, не имеющему ни силы, ни власти, ни величия, ни какого либо смысла, ибо, как сказал апостол Павел: “А если Христос не воскрес, то проповедь наша тщетна, тщетна и вера наша” (1 Кор. 15:14). “Без веры в совершившееся воскресение Одного и без чаяния будущего воскресения всех можно только на словах говорить о каком-то Царствии Божием, а на деле выходит одно царство смерти” – так определил “этическое христианство” Владимир Соловьев [11].

 Христианство без чудес – не христианство, это может быть только морально-этическое учение мира сего, каких было множество на нашей грешной земле и до Христа, и после Него, и, я думаю, будут и впредь. Иисус не потому Христос, что проповедовал правильную мораль, а потому, что, как поется в пасхальном тропаре: “Христос воскресе из мертвых, смертью смерть поправ и сущим во гробех Живот даровав”. То, что хотят сделать из Учения Христа наши святоши, есть гнусная карикатура на Него, которая совершенно справедливо заслуживает уничтожающей критики таких честных и проницательных умов как Фридрих Ницше, Бертран Рассел, Жан Поль Сартр и др. Но они не понимают, что христианство не философско-этическое учение, не догма и даже не “руководство к действию”. Ему вообще нет никакого дела до нашей действительности, объективной реальности, его цель прежде всего – трансцендентный прорыв в мир иной, вопреки законам мира сего. “Царство Мое не от мира сего” – говорил Иисус, и этот прорыв в Его Царство возможен только благодаря вере в сверхвозможное. Если вы не готовы к этому, тогда лучше похороните Его со всеми почестями и примите в качестве идеала то, во что вы действительно верите.

Мне не совсем понятно, почему эти философы-деисты зациклились именно на христианстве? Ведь, кем уж точно не мог быть Иисус, так это деистом, и вряд ли стоит им записывать Его себе в единомышленники. Между Его учением и модной деистской теософией нет ничего общего. Их (деистов) мировоззрение, возможно, и имеет определенный смысл для какого-то более-менее приблизительного объяснения, пока еще непостижимой для смертных картины мироздания, как палочка-выручалочка для нашего ограниченного ума, но нашему сердцу оно не скажет ничего. Во всяком случае, деистам на Святых местах делать нечего. Здесь нет храмов Всереальнейшему Существу, Первопричине, Мировому разуму, Сущности вещей, Абсолютной идее или еще какой-нибудь ученой абстракции – пустой дыре. Если эта “дыра” необходима вам, чтобы заполнить пустоту в системе ваших понятий, играйтесь ею в ваших софистических умствованиях, только подумайте, нужны ли этой “дыре” ваша любовь и ваше поклонение? Есть ли у нее хоть малейший интерес к вашему существованию? Но христианский Бог – это не пустая абстракция, это любящий и милосердный Отец, и познать это можно только сердцем, философия здесь не поможет.

Что же нам теперь остается? Как совместить истину сердца и логику ума, требующего от нас либо отречься от Бога, либо от разума, а то и еще хуже, трусливо пасовать и перед разумом, и перед Богом, оставаясь рационалистами в душе, лгать самим себе, будто принимаем Христа, отрицая Его чудеса? Лгать себе – противно самому учению Христа, что остается? – Отречение. Логично? Логично. Что ж, попробуйте, если сможете. Но Иисус не был бы Христос, а Его учение было бы лишь пустой фикцией, если бы Он попустил вот так просто уйти от Него Его овцам. Ибо истина, что “Овцы идут за истинным пастырем, потому что знают голос его” (Ин. 10:4). Его голос звучит внутри Его овец, хотят они того или нет. И Слово Господне, как ни странно, несмотря на наш нигилизм, продолжает жечь сердца людей, – это абсолютный факт Его чудесного проявления. Посему, мы должны принять этот факт как данность, не противиться тому, что чувствует сердце, тогда оно явственно услышит Его голос и нам не потребуется доказательств Его существования. Принять Его зов как наличный факт, а не отвлеченную категорию рассудка, не строить на Нем еще одну сомнительную малодостоверную философскую гипотезу, а построить по Нему самого себя, покориться Ему, и сказать: Я Его люблю, я Его хочу, а следовательно, Он существует; где? – во мне и везде, и я в Нем.

*  *  *

История чудесных явлений Нового Завета начинается еще до рождения Христа, и первые чудеса связаны с именами Иоанна Крестителя и его родителей Захарии и Елисаветы. “Пятое Евангелие” повествует о них несколькими Святынями, расположенными в небольшом городке под названием Эйн Карем, с него мы и начнем нашу экскурсию в страну чудес.