Лев Гунин

Лев ГУНИН

ЖИЗНЬ МОЦАРТА И ЕЕ ТАЙНЫ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

(НАЧАЛО)

СМЕРТЬ МОЦАРТА: БОЛЕЗНЬ ИЛИ УБИЙСТВО?

Два противоположных взгляда на смерть Моцарта читателю уже известны. Это, обзываемая "реалистами" романтической, версия заговора и убийства, какой противостоит версия "естественной" смерти.

При всём уважении к сторонникам одной и другой гипотезы, надо заметить, что ни те, ни другие не желают признавать: с начала недомогания Моцарта осенью 1791 года вся фактологическая база как бы проваливается в никуда. Как ни странно, мы не знаем точно, ни когда именно Моцарт занемог (существуют противоречивые данные); ни точной даты его похорон (!); ни местонахождения его останков; ни того, провожал ли Сальери гроб с телом Моцарта на кладбище, или все-таки нет; ни причины смерти. По сей день остается загадкой, эпидемия какой болезни свирепствовала в те дни, когда Моцарт заболел, и действительно ли она имела место.

Не ясно, ни по сегодняшним (анахронистическим по отношению к прошлому), ни по тогдашним меркам, почему не проводилось вскрытие. Слухи об отравлении Моцарта дошли до ушей и врачей, и властей, и всё-таки аутопсии не было. Утверждения о том, что Констанца не сообщила врачам о подозрениях Моцарта (что его отравили), не имеют под собой никакого основания. Гораздо вероятней, что и доктор Клоссет, и доктор Салаба знали об них. Кроме того, известно, что тело композитора ещё до его смерти было страшно деформировано, что тем более предполагало необходимость вскрытия.

Заключения двух врачей отправили прокурору (как пишет доктор Антон Неймайр (Dr. Anton Neumayr), однако, и со стороны судебной власти никаких действий не последовало. Прокурора должно было всполошить отсутствие диагноза ( hitziges friezelfieber - подчеркивает Неймайр - никакой не диагноз, но указание на симптомы, побочные явления или осложнение). Friezel относится к папулам и пустулам (сыпь, нарывы), однако, никто из видевших Моцарта в его последние дни не заметил на нём никакой сыпи. Констанца и Софи, переодевавшие больного, не видели её и под закрытыми одеждой частями тела. Выходит, что доктор Клоссет "придумал" фрицель? Или сыпь покрывала только внутренние органы больного - как бывает при пеницилиновой аллергии; но тогда начинается совсем другая история.

Трудно понять и логически объяснить (с точки зрения противников теории заговора), почему абсолютно всё, что связано с болезнью и смертью Моцарта, закрыто настолько плотной завесой неопределенности, неточности и неизвестности.

Второе. Следует признать совершенно объективным: у сторонников версии заговора гораздо больше "объективных фактов", чем у его противников.

Откуда, к примеру, нам известно об отравлении? Да из уст самого Моцарта! "Недолго осталось мне жить. Я уверен, кто-то отравил меня. Не могу избавиться от этой мысли". Эти слова он сказал своей жене, Констанце, во время их совместной поездки в Пратер. Один из первых источников, где упоминается эта фраза: опубликованная в 1798 году другом семьи Моцарта Францем Нимечеком (Franz Xaver Niemetschek, 1766-1832), чешским педагогом и писателем, биография композитора. В доме Нимечека воспитывался Карл, старший сын Моцарта. Нимечек, обладавший в свое время безупречной репутацией, слово в слово записывал свидетельства Констанцы и Карла.

Гораздо позже Констанца рассказала об этом эпизоде своему второму мужу, фон Ниссену (Georg Nikolaus von Nissen; Констанца вышла за него замуж через 18 лет после смерти Моцарта), тоже масону, который привёл его в своей обширной биографии композитора. Ещё позже, когда в 1829 году Констанцу посещает в Зальцбурге чета Новелло (Vincent Novello, Mary Novello; Винсент Новелло - издатель и композитор; его жена собиралась писать биографию Моцарта [1] ), она пересказывает им ту же историю, но в ходе разговора выясняется, что композитор идентифицировал яд с acqua toffana (что - это заявление - подтверждается из других источников). Десять лет спустя Констанца снова возвращается к этому разговору в письме к одному мюнхенскому чиновнику.

Георг Ниссен

Мария Новелло так описывает в своем дневнике разговор с Констанцей: "Примерно за шесть месяцев до своей смерти он был одержим идеей отравления. "Я знаю, что умру! - восклицал он, - кто-то отравил меня acqua toffana и подсчитал точное время моей смерти, к которой они приурочили заказ мне Реквиема, и пишу я его для самого себя". За полгода до своей кончины Моцарт писал Ван Свитену: "Кто-то потчевал меня acqua toffana, и подсчитал точное время моей смерти."

В ноябрьской дневниковой записи 1815 года Суплица Буасере (Supliz Boisserée), по случаю визита капельмейстера Франца Серафа фон Дестуше (Franz Seraph von Destouches ), бывшего венского ученика Йозефа Гайдна, осведомленного о многих подробностях жизни и смерти Моцарта, говорится о acqua toffana как о яде, которым отравили автора "Волшебной флейты".

По распространенной легенде, химический состав этого вещества подобран где-то в 1650 году некой неополитанкой по имени Тофана. Более осведомлённые источники утверждают, что на самом деле это была сицилианка, Феофания ди Адамо (Teofania di Adamo), а в качестве яда эта химическая смесь впервые применена её дочерью, Джулией Тофана, которую впоследствии казнили. Ещё более осведомленные источники утверждают, что аква тофана вовсе не получена в XVII веке, но что секрет её приготовления передавался из поколения в поколение еще со времён Древнего Египта, и что носителями этого секрета были евреи. Те же источники утверждают, что еврейские элитарные круги являются наследниками, носителями и завещателями тысяч подобных древних секретов, не только ядов.

11 декабря 1786 года баварская полиция совершила рейд на жилище Франца Ксавьера (или просто Ксавьера) Звака в Ландшадт. Барон Звак (Baron Franz Xavier von Zwack, 1755-1843) считался правой рукой поддерживаемого Ротшильдами основателя и вождя иллюминатов, Антона Вейшаупта. Была конфискована переписка (более 200 писем) между Вейшауптом и руководством иллюминатов, книги, планы по разжиганию революций, смещению правительств, и т.д. Все эти документы были изданы баварским правительством отдельным сборником под названием " Einige Originalschriften des Illuminaten Ordens ". Среди прочего фигурирует иллюминатская символика и древнеперсидский календарь, записи о членстве, инструкции по рекрутированию, печати организации, листовки, правила церемонии инициации новых членов, несколько сотен разных государственных печатей, и т.д. И вот что интересно: среди прочего были найдены небольшие порции готового яда acqua toffana, равно как и инструкции по его изготовлению, химическая формула отравляющего газа и секретных чернил, а также "адская машина" по уничтожению секретных документов (особая коробка, что должна взрываться, уничтожая содержимое).

В элитарной еврейской среде существует твёрдое убеждения, что тысячи рецептов ещё в глубокой древности изобретённых ядов, отравляющих веществ, шпионских технологий и прочих секретов от древних жрецов попали к евреям раннего Средневековья, и от последних - к их преемникам средеземноморского происхождения, от тех - к иудейским хазарам, и от хазар - к ашкеназам (преемникам хазарско-немецко-славянского происхождения). С тех пор все они, как и секреты мистической Каббалы, присутствуют по еврейской линии. Небольшая толика этих секретов была по-видимому передана руководству иллюминатов по линии Ротшильдов.

Acqua toffana - это бесцветная, не имеющая ни вкуса, ни запаха жидкость, содержащая бледно-серый мышьяк, окись свинца и серебристую сурьму (говорят и про "добавляемый хлорид ртути"; кстати, так называемая "бледная руда", из которой выделяют сурьму, содержит и ртуть). Её продавали итальянским красавицам как косметическое средство, однако, многие из них покупали его с намерением овдоветь. Это вещество "попало в поле зрения римской полиции в 1659, когда проводилось расследование по делу группы легко овдовевших жещин" [2] .

Таким образом, сам композитор говорил, что его отравили. Но разве это единственное подобное высказывание Моцарта?

Реквием, автограф Моцарта

Перед отъездом Гайдна в Лондон, Моцарт сказал ему, прощаясь, что больше они не увидятся никогда, и при этом плакал, как ребёнок, все повторяя: "Мы больше не увидимся, нет". В своей публикации "Mythos Mozart" Дитер Давид Шольц (Dieter David Scholz) указывает на отказ Моцарта от крайне выгодного предложения музыкального агента Гайдна, Саломона, сулящего баснословные доходы (тут Шольц ссылается на О'Рейли (Robert May OґReilly). (Из других источников мы знаем, что Моцарт, якобы, согласился). Шольц предполагает, что отказ композитора связан с невозможностью взять с собой в Лондон Констанцу. Но нет ли тут связи с тем, что, если Гайдн был мало вовлечен в дела масонов, хотя и состоял в масонском братстве, то Моцарт принимал в них активное участие, поддерживая противостояние английскому доминированию на стороне противников "Шотландского ритуала"?

А разве работа Моцарта перед самой смертью над оперой "La Clemenza di Tito" не бросает зловещую тень на обстоятельства его внезапной кончины? Ведь императора Тита тоже отравили.

В 1789 году (примерно за 10 месяцев до смерти) он сказал Констанце: "Я слишком хорошо отдаю себе отчет в том, что мой конец не за горами. Меня, определенно, кто-то отравил".

Подсчитано, что Моцарт высказывался в этом роде не менее десяти раз.

Сын его, Карл, заявил, что тело отца после смерти "не окоченело, но, как в случае с Папой Ганганелли, и тех, кто умер от отравления растительными ядами, оставалось мягким и эластичным".

Нимечек не исключает возможности того, что Моцарт и в самом деле был отравлен. Он пишет: "Вот, вероятно, основные причины его преждевременной кончины (если, конечно, это не была насильственная смерть)".

Уже в первые дни и недели после смерти композитора в газетах появляется версия отравления. В конце декабря 1791 года пражский корреспондент берлинской газеты " Musikalisches Wochenblat " делится с читателями:

"Моцарт мёртв. Он возвратился из Праги, чувствуя себя больным, и его состояние неуклонно ухудшалось. Он умер в Вене в конце прошлой недели. Поскольку его тело опухло после смерти, некоторые даже полагали, что он был отравлен" ("Mozart in Vienna", стр. 407). На ту же тему высказывались парижские газеты "Courrier Français", "Gazette de France", и "L'Etoile" в апреле 1824 года, по случаю исполнения гениального Реквиема.

Абстрагируемся от имени великого композитора, это уводит нас в сторону накатанных (или навязанных кем-то) стереотипов. Представим, что это случилось с безвестным гражданином Вены. Он говорит: меня собрались отравить. Через некоторое время заявляет: я знаю, что теперь меня наверняка отравят. За полгода до смерти высказывается уже более определенно: меня отравили "мышьячно-ртутным" препаратом (acqua toffana). От него умирают через 3-6 месяцев. И вот, через 6 месяцев наш безвестный герой с навязчивой идеей отравления или "манией преследования" внезапно заболевает, и ещё через 2 недели отдает богу душу, за 8 дней до смерти последний раз успев выразить уверенность, что его отравили и что дни его теперь сочтены.

Скоропостижная кончина, странная болезнь (не инсульт, не инфаркт, не туберкулез, не камни в почках...), картина, совпадающая со сбывшимся предупреждением об отравлении. Заявление сына покойного, уверенного в том, что его отца отравили. Заявления и свидетельства вдовы покойного, вероятно, в первое время разделявшей мнение старшего сына. Заявления друзей покойного, которые того же мнения. Слухи об отравлении, сразу же после похорон распространившиеся не только по Вене, но по всей Европе. Разговорные тетради Бетховена, из которых ясно: о том, что покойный отравлен, "знают" все [3] .

Посмотрим, как с этими фактами "разбирается" уже знакомый нам Борис Кушнер.

"Известно, однако, что Констанца была не особенно надёжным источником сведений о Моцарте. В данном же случае она была весьма непосредственно заинтересована в создании романтического флёра вокруг Реквиема, поскольку возраставшая популярность этого произведения приносила возрастающие гонорары." Итак, по Кушнеру, Констанца придумала, что её мужа отравили. Ради увеличения гонораров. Хорошенькое дело! Запросто предполагать такое, игнорируя нравственную сторону этого дела, способен только аморальный человек.

Констанца

Однако, Кушнер допускает, что Моцарт мог действительно высказаться об отравлении. Ну и что? "Чувствительный человек (...) естественно приходит к мысли о собственной смерти." Вот и все. "Позвольте, - скажем мы, - так всё-таки приходит к мысли о смерти или к мысли об отравлении? Ведь это не одно и то же". Более того, разве высказывания Моцарта об отравлении не повторяются с устойчивой навязчивостью? Если это просто потрясающая интуиция, то и она могла быть на чём-то основана. А если нет?

Моцарт намеревался создать свое тайное общество? Готова другая весёлая фраза: "скорее всего, вся затея была очередным розыгрышем со стороны Моцарта". Вот так. Весёлый розыгрыш.

Совершенно очевидно, что в отдельных местах своих исследований кушнеры, стаффорды, бэры, штейнпрессы, дойчи, рейды, боровицы, вайденфильды просто играют словами. Это демагогические упражнения, стиль, в котором ничего не имеет значения, кроме ловкой подмены акцентов и значений при помощи слов.

Одна из таких подмен - подстановка "защиты Сальери" вместо продолжения полемики об отравлении ВООБЩЕ: в качестве аргумента против версии убийства как таковой. На самом деле, это две совершенно разные вещи. Не может тот факт, что Сальери лично не отравил Моцарта, служить доказательством того, что композитора не отравили, и, с другой стороны, даже если Моцарт был отравлен, это не означает автоматически, что его отравил Сальери.

А ведь эта подмена имеет давнюю историю, бытуя ещё с моцартовских времен. В главе о Сальери мы верно отметили, что свидетельства санитаров и врачей закрытого учреждения вызывают больше подозрений, чем что-либо доказывают - не только сами по себе, но и в связи с заинтересованностью государства, с п р о ц е д у р о й, в которой отражена воля, инициатива, возможности и оперативность ни в коем случае не частного лица. Трудно отрицать, что свидетельства врача в таком щекотливом деле, как отравление Моцарта, да к тому же ещё и через много лет после имевших место событий, плюс - после кончины лечивших композитора врачей, - имеет этическую двусмысленность. Не вызывает сомнений и то, что "защитников Сальери" с 1820-х годов почему-то гораздо больше волнует подавление гипотез об отравлении, чем восстановление доброго имени Антонио Сальери.

Именно на этом, и не на чём ином, сосредоточена "адвокатская деятельность" двух выдающихся личностей: Джузеппе Карпани (Giuseppe Carpani, 1752-1825) и Сигизмунда фон Нейкома (Sigismund von Neukomm, 1778-1858), композиторов и музыкальных писателей. Оба являли собой довольно слаженный дуэт с государством. Карпани был настроен и против итальянских карбонариев, и против французского революционного мировоззрения. Нейком был обласкан участниками "ротшильдовского" Венского Конгресса, где исполнялся его Реквием, награждён Орденом Почётного Легиона. Связь обоих с определёнными кругами репрессивного австрийского режима вполне очевидна. Их личные качества, музыкальный, литературный и педагогический талант - это одно, их лоялизм - нечто отдельное. Уничтожение как мифологического сюжета, так и конкретных теорий об отравлении Моцарта попадало в резонанс с намерением полицейского государства. Тут дело даже не в стремлении выслужиться, а в известном психологическом феномене "педалирования правоты", когда на твоей стороне государство. По той же причине сегодня Борис Кушнер не может быть объективен по определению: соответствующий идеологической установке США и (главное) Израиля, выполняющий (вольно или невольно) их политический заказ, его голос многократно усиливается с помощью всего арсенала государственной пропаганды, "конгрессов" и джаясов, а все остальные голоса, не соответствующие, с той же силой заглушаются.

Во времена Карпани и Нейкома ситуация была очень похожая. Если бы они оказались сторонниками версии отравления: смогли бы они тогда получить свидетельства хоть одного врача? Если ответ на этот вопрос, задаваемый историкам, политологам и врачам, звучит отрицательно, какой вес имеют тогда все показания государственного чиновника, доктора Лобеса?

Доктор Гюльденер фон Лобес (Guldener Vinzenz Eduard von Lobes, 1763-1827), старший медицинский инспектор Нижней Австрии, был тесно связан с двором Императора Франца и сотрудничал с тайной полицией. Мы не в курсе, Карпани получил свидетельство этого человека в ответ на свою просьбу, или же инспектор, зная, что тот выступает в защиту Сальери, сам навязал ему свои показания. Не забудем, что доктор Лобес: единственный источник сведений о какой-то эпидемии осенью 1891 года, во время которой Моцарт, якобы, заболел. Как представитель государства, доктор - заинтересованное лицо, и его самоуверенное, навязчивое и демонстративное заявление об эпидемии хоть и не доказывает ничего само по себе, всё же косвенно отводит подозрения об отравлении. Поэтому вопрос, была ли эпидемия, это и ответ на вопрос, можно ли хоть в какой-то степени доверять свидетельствам австрийского чиновника от медицины.

Как мы знаем, за прошедшие после смерти Моцарта столетия "наука" так и не нашла ответа на этот вопрос...

Л. Р. Кархаузен (Karhausen) в своей сравнительно "нейтральной" работе подчеркивает: никакого подтверждения мифической эпидемии во время болезни Моцарта нет [4] . Ссылаясь на Бэра [5] , он указывает на 656 смертей по венской статистике в ноябре и декабре 1791 года, что представляет собой увеличение на 17% по сравнению с предыдущими месяцами. Из всех этих 656 случаев, только один диагноз "hitziges frieselfieber": это и есть случай Моцарта. Более того, HSP - это никакое не эпидемическое заболевание [6] .

Что ещё известно от доктора Лобеса, кроме косвенного сведения об "эпидемии"? Он утверждает, что поддерживал постоянный контакт с обоими врачами, когда композитор был на смертном одре. Речь идет о Клоссете (Dr. Thomas Franz Closset, 1754-1813; любопытно, что в ряде материалов его называют Nikolaus Closset) и Салабе (Dr. Mathias Edler von Sallaba, 1764-1797, главврач Общей больницы), лечивших умирающего Моцарта. В 1824-м году, когда предположительно Нейман получил свидетельства Лобеса, обоих уже не было в живых. По свидетельству последнего, лечащие врачи композитора считали, что их пациент заболел ревматической и воспалительной лихорадкой, и скончался от осложнений на мозг (доктор Лобес вспоминает слова Клоссета о симптомах серьезного нейропсихиатрического поражения и опухания мозга [7] . 6 декабря 1791 года доктор Клоссет получил от доктора Салабы диагноз по линии причины смерти: "военная лихорадка" (Hitziges Friezelfieber). Эта запись отправлена прокурору. В книге регистрации смертей кафедрального собора св. Стефана сделана та же запись.

Следует подчеркнуть, что - как признается доктор Лобес в своем документе - он имел обыкновение видеться с доктором Клоссетом практически каждый день. Даже если по долгу службы, всё равно речь идет о двух очень близких друг другу людях, связанных "одной цепью".

Оригинал свидетельства Лобес написал на австрийском немецком языке, а копию перевёл на английский и отправил в Париж Нейкому, который её и опубликовал. В оригинале ни слова не сказано о том, что Лобес лично видел тело Моцарта. В Парижской версии появляется этот факт. Разве не похоже на расхождения в двух версиях свидетельств санитаров и лечащего врача Сальери?

Текст доктора Лобеса, тем не менее, содержит "второе дно". Его намёки не просто прозрачны. Они кричащи. Мы уже знаем из других источников, что доктор Клоссет с первых же дней болезни предрекал трагический исход. Высказываясь об этом, доктор Лобес замечает (Döbling, 10 июня 1824 года): "Болезнь протекала обычно и длилась обычное время. Доктор Клоссет распознал её и внимательно наблюдал, так, что сумел предсказать её фатальный исход с точностью практически до часа." И далее: "Осмотр тела не выявил ничего необычного. Это всё, что я вправе сказать." Доктор Клоссет предсказал смерть Моцарта (за 2 недели? за 3?) с точностью до часа?

Можно ли хоть в чём-то доверять документу, который повествует об осенней эпидемии, "от которой умирали многие венцы", и с "точно" теми же симптомами, что у Моцарта? Нигде, ни в одном историческом документе, это утверждение не находит подтверждения. Однако, если предположить в словах об эпидемии эзопов язык, то, может быть, речь идёт вовсе не о медицинских симптомах и не об эпидемии в обычном смысле. Может быть, имеется в виду, что многие умерли от тех же "политических симптомов", что и Моцарт, и что эта "эпидемия" смертей была на самом деле политической "эпидемией". Тогда всё становится на свои места.

По поводу острой инфекционной лихорадки доктор Клоссет издал в Лейпциге в 1783 году небольшую брошюру. Доктор Салаба, в свою очередь, издал в Вене свою работу "Historia Naturalis Motborum". И вот что интересно. Во-первых, эта работа посвящена не кому иному, как доктору Клоссету. Во-вторых, она появилась в октябре или ноябре 1791 года, перед самой смертью Моцарта! И ещё: в своих работах и Клоссет, и Салаба обсуждают диагностический смысл термина Hitziges Friezelfieber, который потом атрибутируется заболеванию Моцарта. Многоречивое совпадение? Или, может быть, вовсе и не совпадение?

Подтверждается ли диагноз "острая ревматическая воспалительная лихорадка с осложнением на мозг" историей болезни и официальным заключением?

Официальное заключение ничего не говорит о ревматической лихорадке.

Медицинскую историю болезни и заключение о причинах смерти рассматривает швейцарский врач, доктор Карл Бэр, в своей крайне скрупулезной, но и крайне пристрастной книге "Моцарт: Болезнь. Смерть. Погребение." [8] . Согласно этой книге, а также книге Отто Дойча [9] , официальное заключение говорит о "воспалении с просовидной сыпью" и "воспалительной лихорадке". Такое расплывчатое заключение - то же самое, что никакого вообще. Это признает и Борис Кушнер: "Упомянутое выше официальное заключение о причине смерти Моцарта всегда казалось несколько загадочным ввиду своей неспецифичности. Однако, как указывает в упоминавшейся выше монографии Стэффорд (с.76 ), из 656 мужчин, чьи смерти были зарегистрированы в Вене в ноябре-декабре 1791 года, причина смерти указана только в случае Моцарта. Очевидно, этой стороне дела в то время большого значения не придавали".

Позволим себе предположить, что и Кушнер, и Стеффорд в этом месте лукавят (не говоря уже о трудно объяснимой неточности: см. о тех же фактах выше). Или в данной культуре официальное медицинское заключение о причинах смерти принято, или оно не принято вообще. В Австрии конца XVIII века эта практика существовала, и потому нет никакого смысла в пренебрежении ею в конце 1791 года. И потом: речь ведь идёт о смерти не кого-нибудь иного, а Моцарта; могли бы высказаться и поточнее! С другой стороны, если "этой стороне дела в то время большого значения не придавали", то можно ли доверять всему остальному, некритично относясь ко всем прочим заключениям Клоссета, Саллабы и Лобеса? Посмеиваясь по поводу одного ("неспецифичности" заключения о смерти), всё остальное (отсутствие яда в организме пациента) принимать без улыбки, как Катахезис.

Проблема тут гораздо шире, чем её представляют. Как вообще доверять любому официальному заключению при таком политическом режиме, какой политизировал не только искусство, но и бракосочетание, погребение, медицину? Можно ли принимать что-либо на веру в обстоятельствах, когда во второй половине 1791 года, при странных обстоятельствах, скоропостижно умирали - один за другим - многие оппоненты Вюртенбергов, Ротшильдов, фон Пергена и Меттерниха, а самих Вюртенбергов и Ротшильдов ни эта эпидемия смертей, ни полицейские репрессии не коснулись?

Если сузить диапазон, и обратить внимание только на узкую группу сторонников независимого австрийского масонства, к которой принадлежал и Моцарт, мы обнаружим не менее многозначительные хронологические факты.

Более двух десятков наиболее активных последователей идей Игнаца фон Борна (= 1) изгнание из масонского мировоззрения мистицизма, иудаизма и поклонения Бафомету; = 2) независимость от английской Великой Ложи, от Ротшильдов и других иностранных организаций, групп и частых лиц; = 3) поддержка республиканских убеждений, и т.д.) ушли из жизни один за другим, вне зависимости от возраста и состояния здоровья, начиная с 1786 года:

Паскаль Артария, издатель Моцарта (Pasquale ARTARIA, 1755-1786), князь Эстергази, патрон Гайдна и поклонник Моцарта (Nikolaus Joseph Fьrst ESTERHБZY, 1714-1790), либреттист фон Геблер, как и Моцарт, сторонник немецкой оперы ( Tobias Philipp Freiherr von GEBLER, 1726-1786), Франц Хофдемель, личный друг Моцарта (Franz HOFDEMEL, 1755-1791), фон Жакюин ( Emilian Gottfried Edler von JACQUIN, 1767-1792), Игнац Альберти ( Ignaz ALBERTI, 1790-1794), Йоган Форстер (Johann Georg Adam FORSTER, 1754-1794), несколько членов семьи фон Тун (Johann Joseph Anton von THUN-HOHENSTEIN, 1711-1788; Maria Wilhelmine von Thun-Hohenstein, 1747-1800; Franz de Paula Joseph von THUN-HOHENSTEIN, 1734-1801), Антон фон Тинти (Anton Freiherr von TINTI, 1737-1800). Душой этой группы был Моцарт, ушедший из жизни в 1791-м году, а ее мозгом - фон Борн (Ignaz Edler von BORN, 1743-1791), умерший в тот же год. Моцарт посвятил ему свое сочинение KV 623 (по Кёхелю).

Следующая полоса смертей коснулась оставшихся в живых, примерно начиная с 1798 года:

Фон Траттнер, близкий друг Моцарта и крестный его детей (Johann Thomas Edler von TRATTNER, 1717-1798), певец Адамбергер, исполнявший партии в операх Моцарта (Johann Valentin ADAMBERGER,1743-1804), граф фон Кобенцль, друг Моцарта и государственный муж, с которым композитор неоднократно ужинал (Johann Philipp Graf von COBENZL, 1741-1810), композитор Франц Йозеф Гайдн, старший товарищ и опекун Моцарта (Franz Joseph HAYDN, 1732-1809), братья Стадлеры (Anton Paul, 1753-1812, и Johann Nepomuk Franz STADLER, 1755-1804), Готтфрид ван Свитен, не требующий представления (Gottfried van SWIETEN, 1733-1803), Пауль (или Павел) Враницкий (Paul WRANITZKY [Pavel Vranicky],1756-1808).

Среди нескольких венских музыкальных филантропов, поддерживавших ведущих композиторов своей эпохи (Гайдна, Бетховена, Моцарта), проскакала та же эпидемия смертей, несчастных случаев и ударов судьбы. Архгерцог Рудольф, герцоги Кинский (Kinsky), Лихновский и Лобкович (Lobkowitz), граф (позже герцог) Разумовский, и граф Вальдштейн (Waldstein), несмотря на свое высокое аристократическое происхождение, разделили судьбу тех, кого опекали. С двоими из них произошли несчастные случаи (Кинский упал с лошади и разбился насмерть, а у Разумовского случился пожар (как считают, умышленный поджог, в результате которого пострадал он сам, его семья и его имущество); архгерцог Рудольф страдал от загадочного недуга, которые многие называют артритом, но единого мнения на этот счет нет; Вальштейн умер в нищете [10] .

С одной стороны, понятно, почему Стеффорд рассматривает только период ноября-декабря 1791 года. С другой стороны, только формализм и зашоренность не позволили ему копнуть глубже. Ещё более многоречиво спекулятивное рассуждение (Кушнера) об эпидемии именно "гриппа", свирепствовавшей, якобы, в Вене осенью 1791 года.

Самые подозрительные обстоятельства подаются нам в виде бесспорных фактов, будто бы рассеивающих все наши подозрения:

"Для нас существенно, что доктор Саллаба был видным специалистом в токсикологии и одним из основателей австрийской судебной медицины. За полгода до смерти Моцарта он подал петицию об учреждении кафедры судебной медицины. Он соглашался возглавить такую кафедру даже и без жалованья. Доктор Клоссет, со своей стороны, был автором специального исследования по передозировкам препаратов ртути. Две главные группы ядов, рассматривавшиеся в связи с гипотетическим отравлением Моцарта, - ртутные препараты и яды мышьяковой группы (например, знаменитая acqua toffana, смесь мышьяка, сурьмы и свинца) - давали ясно выраженные и хорошо знакомые лечащим врачам Моцарта симптомы. То, что два таких специалиста даже и не рассматривали возможность отравления, говорит о многом."

Действительно, то, что здоровьем Моцарта занимались два крупнейших специалиста в области ядов, говорит о многом.

Оба врача имели самое непосредственное отношение к полиции и судебной медицине. (В наше время суд. мед. эксперты не лечат больных).

О "специфической" ментальности полицейских, судебно-медицинских экспертов, судей и агентов секретных служб сказано много и сильно. В одном американском сериале "хороший" следователь подбрасывает во двор подозреваемому окровавленный нож, делая это как нечто само собой разумеющееся. На что же тогда способны "плохие" следователи? Американские "копы" вовсю лупят допрашиваемых во время дознания, выбивая показания, а то и признание.

При Сталине медицина в той или иной мере использовалась для "разборок" с мнимыми или действительными политическими оппонентами. Существует широко укоренившееся мнение, что Орджоникидзе убили с помощью намеренной передозировки наркоза во время операции. В 1970-е годы советские психушки стали именем нарицательным в связи с использованием психиатрии как средства борьбы с оппозицией.

В эпоху австрийской монархии врачи - специалисты по ртутным и мышьяковым отравляющим веществам - обязательно работали на государство. Примеров тому, что получается из такого сотрудничества, хоть отбавляй. В еврейском государстве Израиль пытки (особенно политических заключенных) официально разрешены - законом Ландау. Перед началом пытки врач должен освидетельствовать заключённого. Хорош врач: подручный пытателей и палачей!

Летом 2007 года полиция американского штата Флорида незаконно арестовала Евгения Леля, в прошлом - известного советского диссидента. В тюрьме, куда его поместили без суда и следствия, Евгения подвергли пыткам, в которых тюремные медики принимали самое активное участие. Хотя Евгения арестовали по "наводке" соседки-стукачки, по абсурдному, надуманному обвинению, настоящей причиной его ареста была критика, которой он подверг пыточную американскую тюрьму в Гуанатамо (американская военная база на Кубе). Изначальные законы государства Израиль (1940-е - 1950-е годы), недавно перекочевавшие и в Соединенные Штаты, начисто отметают так называемую клятву Гиппократа. Так, например, за врачебную помощь "террористу" американскому эскулапу грозит пожизненное заключение. В Канаде эпохи про-израильского протодиктатора Харпера врачи и социальные работники активно участвуют в преследовании диссидентов. Правда, в отличие от Израиля и США, в современной Канаде пытки и полицейский мордобой пока еще не стали обыденностью.

По иронии - страны, где принимаются такие законы, и ежедневно применяется пыточно-палаческая практика, сами себя продолжают называть "самыми большими демократиями".

Но даже в демократических государствах есть области, где такое сотрудничество дает злокачественные плоды. Когда Канада ещё оставалась нейтральным, демократическим государством, в период правления Жана Кретьена, Медицинский Департамент Канадской Иммиграции (Immigration Medical Services) нередко выполнял заказы правых политических сил, США и Израиля, расправляясь с неугодными им просителями статуса. Если, к примеру, иммиграционный чиновник, приписанный к программам Риск Возвращения, или Гуманитарные Соображения, давал просителю "добро", и тому оставалось только пройти медицинскую комиссию, именно на этом последнем этапе и начинались неприятности. Иммиграционные врачи "вменяли в вину" просителю статуса туберкулез, какого у того и в помине не было, сердечную недостаточность, или сифилис. Допустим, Вы приносите рентгеновский снимок из цивильной поликлиники, на котором не видно никакого туберкулеза, а Вам в ответ иммиграционный врач заявляет: всё равно мы Вас запрём в туберкулезное отделение.

Именно таким, изощрённым, въедливым образом работала ментальность чиновников и австрийского полицейского государства.

В одной из своих ранних работ (нечто вроде диссертации наших дней), доктор Клоссет описывает симптомы передозировки ртутных препаратов: "(...) продолжительный приём её (ртути) растворяет наши телесные флюиды, вследствие чего они способны разлагаться (гнить). Можно определить это по зловонному запаху изо рта и отвратительно вонючему поту тех, кто принимал ртуть длительное время; их моча нечиста и непрозрачна, и напоминает так называемую мочу грузовых (извозных) лошадей". Но ведь это же описание симптомов заболевания Моцарта! Как же доктор Клоссет при всём том даже не обмолвился об исключении отравления ртутью, при схожести симптомов?

Тем, кто утверждает, что в эпоху Моцарта не могли предвидеть развития области судебной медицины, и вряд ли поэтому стремились избавиться от тела с помощью его погребения в общей могиле, следовало бы видеть работу доктора Салабы Historia Naturalis Morborum, где термин "ревматическое воспаление" ("inflammatio reumatica") и его смысловое наполнение практически во всём соответствует современным учебникам! Напомним, что доктор Салаба был пионером европейской судебной медицины.

Бросается в глаза разительное противоречие между колоссальными и фундаментальными знаниями Клоссета и Салабы - и методами, применявшимися обоими врачами для лечения Моцарта (кровопускания, антивоспалительные ледяные примочки: будто бы больной страдал от острого ревматического воспаления), не отличавшимися от "репертуара" заурядных лекарей того времени.

За два дня до смерти Моцарт почувствовал облегчение, так, что даже сказал Софи: "(...) а сейчас, милая Софи, скажи Маме, что я чувствую себя вполне удовлетворительно, и всё же смогу придти поздравить её в неделю её имени" (имеется в виду тёща композитора). Такое явление - когда умирающим становится легче за день-два до смерти - широко известно. Тем не менее, согласно распространенному мнению, в случае острого ревматического воспаления оно было бы абсолютно невозможно. Это одно из тех исключений из этого широко распространенного феномена, что связаны с определенными состояниями или болезнями. Для подтверждения "острого ревматического воспаления" не хватает двух очень важных симптомов: интенсивного потоотделения, независимого от температуры воздуха и тела, и характерной сыпи. Сторонники "ревматического диагноза" пытаются вывести их из косвенных, весьма далёких, намеков, но делают это крайне неуклюже.

Вечером, 4-го декабря, больной, согласно наблюдению Сейфрида (Seyfried), стал бредить. В документе, известном под именем "Сообщение Дайнера", упоминается консилиум врачей, о котором ничего не говорится в других источниках. Уже знакомый нам Дайнер, официант из таверны "Серебрянная змея", оставил воспоминания о болезни и смерти Моцарта, опубликованные анонимным редактором в газете "Wiener Morgenpost" в 1856 году, в 100-летний юбилей рождения композитора. Там говорится, что 28 ноября доктор Клоссет и доктор Салаба (и - по-видимому - ещё один или два врача, имена которых не упоминаются) встретились в квартире Моцарта, чтобы обсудить состояние больного. О выводах этого консилиума ничего не говорится. Зато говорится о том, что, оказывается, доктор Салаба был у Моцарта 5 декабря, и, по утверждению "сообщения Дайнера", сказал на ухо Зюсмайру, что Моцарт не переживёт эту ночь...

Неоднократные указания на то, что Клоссет и Салаба предсказали число и время смерти Моцарта "вплоть до получаса" висят в воздухе звуком набатного колокола. Ниссен пишет о высказываниях Софи Вебер (Хабель), возлагающей частичную ответственность за смерть мужа своей сестры на лечивших его врачей. Она возлагает вину за резкое ухудшение состояния Моцарта на ледяные компрессы и кровопускания. Значение холодных примочек на лоб: предупреждающая возникновение ревматического воспаления мозга мера. Однако, если диагноз поставлен неверно, или, если врачи знают подлинный диагноз, но лечение проводят от чего-то другого, эта мера может представлять собой серьёзную опасность. Слишком холодные и длительные компрессы на лоб могут привести к тому или иному ущербу для мозга. Особенно они опасны при очень высокой температуре. Так же могут быть опасны (при некоторых заболеваниях) холодные компрессы на другие части тела.

Кровопускания - ещё более опасный метод лечения. Большинство авторов-врачей сходятся на том, что, возможно, он-то и убил Моцарта. Даже ярые противники теорий отравления и острого нефрита винят этот метод в наступлении или, по крайней мере, приближении летального исхода. Никакие объяснения поведения врачей их же теоретическими наработками, отражающими методический подход к кровопусканию, не могут служить оправданием, т.к. теоретические убеждения двух друзей-коллег и их менторов - одно, а конкретный случай и конкретный больной - не то же самое. Факт консилиума врачей перед смертью Моцарта подтверждается из документов доктора Герхарда Динигера (Herhard Diniger), доктора Карла фон Бурси (Carl von Bursy), и других источников. Речь идет о 4-х врачах, и, возможно, о 2-х консилиумах: одном в квартире Моцарта, с участием 2-х или 3-х врачей, и - в тот же день, - с участием Клоссета, Салабы, Лобеса и Герхарда ван Свитена.

Что обсуждали 4 самых влиятельных врача австрийской столицы? Этого мы никогда не узнаем. Сюрреалистическое предположение, что они могли обсуждать не состояние и не метод лечения больного, а то, как избавиться от всех улик после его смерти (похоронив тело в общей могиле), серьёзно рассматривать не станем. Не будем затрагивать и возможность убийства врачами безнадежного больного из сострадания: чтоб прекратить его муки, хотя и эта возможность могла теоретически ставиться на повестку дня на консилиуме. Ниссен с гениальной прозорливостью (ведь его предположение идёт в ногу с современной наукой) прямо пишет о том, что кровопускание, сделанное доктором Клоссетом за 2-3 часа до кончины его пациента, явилось непосредственной причиной его смерти. Другие (Софи) вносят в реестр причин ещё и ледяной компресс, а также то, что могли бы сделать врачи, но не сделали.

Того же мнения придерживается Антон Неймайр: "Но непосредственная причина его (Моцарта) смерти: без малейшего сомнения - кровопускание за два часа до его кончины".

Таким образом, если Моцарта действительно отравили, то это сделали с ведома, а то и при содействии (или даже при участии) четырех выше названных врачей. То же самое произошло, очевидно, и с фон Борном. Кто-то расправился с носителями неугодных им идей при содействии австрийского полицейского государства.

На наш взгляд, оба лечащих врача Моцарта: главные подозреваемые в его убийстве.

Не надо быть никаким криминалистом, указывает Людвиг Коппен [11] , для подозрения, что тут дело нечисто. И дальше развивает "теорию сифилиса". Моцарт, якобы, вступал в интимные отношения с какой-то женщиной, у которой была эта болезнь. Симптомы проявляются обычно через 2 недели, и Моцарт начинает заниматься самолечением, пользуясь содержащими ртуть препаратами. Он продолжает самолечение в Праге, куда прибыл с Констанцей и Францем Ксавьером Зюсмайром (Franz Xaver Süßmayer) 29 августа 1791 года. Франц Ксавьер Немечек (Franz Xaver Niemetschek), профессор философии и педагогики пражского университета, который также находится рядом с Моцартом в Праге, отмечает: "Schon in Prag kränkelte und medizinierte Mozart unaufhörlich seine Farbe war blaß und die Miene traurig". ("Уже в Праге заболевшего и сидящего на медикаментах Моцарта нельзя узнать; он смертельно бледен, и выражение его лица печально."). Тот же Немечек указывает, что "Касательно существа болезни Моцарта, мнения врачей были совершенно разные" [12] . Это, без единого шанса на разночтение, означает, что не только с точки зрения современной диагностики и медицинских стандартов, но даже по нормам того времени - врачи, лечившие Моцарта, вели себя подозрительно.

Ряд выводов Коппена основан на недавно обнаруженном в Берлине неизвестном портрете Моцарта кисти Эдлингера (Johann Georg Edlinger), на котором композитор выглядит, прямо скажем, неважно.

По возвращении из Праги в Вену здоровье Моцарта ухудшается с каждым часом. Коппен определяет его заболевание как сбой, а потом полный отказ работы почек в результате отравления ртутью. 20-го ноября Моцарт вынужден перейти на постельный режим и работать в кровати, с которой уже никогда не встает. Жить ему осталось всего 15 дней.

Факт: оба лечащих врача Моцарта, доктор Клоссет и доктор Салаба, крупнейшие специалисты в области венерологии и токсикологии, связанные с главными больницами Вены, лабораториями и отделениями венерических болезней, не доставляют их пациента в венерологию, но позволяют ему умирать дома страшной и мучительной смертью, ставят ему туманный и совершенно неспецифичный диагноз "простудная лихорадка", и не препятствуют его тайному, анонимному погребению.

По мнению Коппена, всё это произошло потому, что Моцарт предпочел спасение чести всему остальному.

Важные наблюдения Коппена и его логичные предположения теряют всякую ценность из-за совершенно оторванной от личности Моцарта и других обстоятельств "сифилисной теории". Не мог такой человек, как Моцарт, создать настолько проникновенное, проникнутое тончайшей печалью произведение, как Реквием, умирая от последствий самолечения сифилиса. В составе знаменитого хорового коллектива Сэйнт-Лоренс (руководитель и дирижёр - Айван Эдвардс), вместе с Монреальским Симфоническим оркестром под управлением непревзойденного Шарля Детуа, я дважды участвовал в исполнении моцартовского Реквиема, и трижды слушал его "вживую", в исполнении других коллективов. В этом произведении навечно запечатлены мысли о бренности земной юдоли, о несправедливости земного существования, переходящие в величайшую, вселенскую скорбь. Это мысли и чувства человека, которого коварно, предательски отравили, но не индивидуума, что умирает от позорной заразы сифилиса.

Главное и наиболее полное свидетельство о симптомах смертельного заболевания Моцарта оставила сестра Констанцы, Софи Вебер, или, в замужестве - Хайбель (Sophie Haibel). В 1825 году она прислала рукопись своих воспоминаний фон Ниссену, по его просьбе. Софи перечисляет следующие симптомы, развившиеся у Моцарта: болезненное распухание всего тела, вследствие чего он не был в состоянии двигаться и поворачиваться даже в кровати; жалобы на "вкус смерти" на языке; жар (высокая температура). Когда в какой-то момент показалось, что Моцарт умирает, послали за врачом (за Клоссетом), которого обнаружили в театре. Несмотря на крайне тяжелое состояние больного, Клоссет не спешил к постели своего пациента. Он досидел в театре до самого конца спектакля, и только потом отправился к умирающему. Разве этот случай, выражаясь словами Кушнера, не говорит о многом? Кстати, Кушнер и сам называет методику лечения Моцарта убийственной ("Назначенное Моцарту лечение по современным представлениям выглядит просто убийственным (по оценке Бэра Моцарт потерял в результате кровопусканий не менее двух литров крови".)

Приехав, Клоссет распоряжается класть на пылающий лоб больного ледяные компрессы. Первый же такой компресс вызвал непонятный шок, так, что больной потерял сознание, и больше не приходил в себя до самой своей кончины. В своей биографии фон Ниссен утверждает, что болезнь Моцарта длилась 14 дней, от начала заболевания до летального исхода около полуночи, 5 декабря 1891 года. Болезнь началась опуханием рук и ног, и почти полной обездвиженностью, что сопровождалось приступами безудержной рвоты. Он пишет, что Моцарт пришёл в сознание за два часа до смерти. Болезнь композитора Ниссен определяет как "смертельная военная лихорадка". Ни доктор Клоссет, ни какой-либо другой врач, согласно работе Боровица, не заполнил официального свидетельства о смерти. Недоразумения по поводу свидетельства о смерти возникают в связи с неправильным прочтением текста Бэра и путаницей по поводу регистрации смертей в соборе св. Стефана и в церковном приходе.

Истоки путаницы надо искать у самого Бэра. Как утверждает студентка истории в Вене, с которой я обсуждал этот вопрос, заключение о причинах смерти в соборе или приходе - это одно, а свидетельство о смерти - это другое. В среде, где вращался Моцарт, свидетельство о смерти, с указанием причин, было никаким не исключением. И, наоборот, отказ Клоссета заполнить такое свидетельство выглядит, на фоне обычного, крайне подозрительно. В регистрации смертей под именем Моцарта можно прочитать: "hitzigesfrieselfieber", что многие, верно или неверно, интерпретируют как "жар, сопровождаемый сыпью". В современной классификации, под это определение подпадают сотни болезней, аллергических явлений, отравлений, осложнений, побочных реакций на медикаменты.

(Кроме свидетельств Софи, надо указать на показания непосредственных свидетелей болезнии и смерти Моцарта: его друга и протеже - Йозефа Эйблера (Joseph Eybler), брата жены - Франца Хофера (Franz Hofer), ученика Моцарта - Зюсмайра (Süßmayr), музыканта Франца Ксавьера Герла (Franz Xaver Gerl), официанта любимой таверны Моцарта, "Серебрянная Змея" ("Zur silbernen Schlange"), Йозефа Дайнера (Joseph Deiner), и бывших учеников, Игнаца фон Зейфрида (Ignaz von Seyfried) и Бенедикта Шака (Benedikt Schack). Хофер, Шак и Герл участвовали в репетициях Лакримоза из Реквиема у постели смертельно больного Моцарта. После нескольких тактов они вынуждены были прервать пение, т.к. всё тело Моцарта затряслось от беспрерывных рыданий.).

Самая распространенная гипотеза среди врачей, придерживающихся версии естественной смерти композитора: Моцарт умер от острой почечной недостаточности. По этой гипотезе, он страдал хроническим заболеванием почек, осенью 1791 года вступившем в свою последнюю, злокачественную стадию, когда почки полностью отказали. Это повлекло за собой эдему (опухание всего тела из-за скопления жидкости в тканях организма), интоксикацию (отравление уремическими веществами), осложнение в виде каких-то внутренних воспалений, сопровождаемых высокой температурой. Эта теория впервые была озвучена в 1905 году французским врачом, доктором Барро (Dr. Barraud). Современная медицина установила, что большинство почечных заболеваний вызваны стрептококковой инфекцией, которая поражает организм задолго до того, как сбой функции почек становится заметным.

Широкий круг болезней даёт осложнения на почки, и в кандидаты подобного осложнения попадают почти все заболевания, которыми Моцарт болел в детстве. Этот круг проблем обсуждался настолько подробно профессиональными медиками, что нам на этом форуме делать нечего.

Вот что интересно. Последний раз перед своей финальной схваткой со смертью Моцарт серьёзно заболел в 1784 году, в возрасте 28 лет (что явствует из письма Леопольда Моцарта своей дочери, сестре Вольфганга, Наннерль). Леопольд добавляет, что многие в то время "подхватили" ревматическое воспаление, которое становится септическим, если не принять вовремя экстренные меры.

Ни в одном из писем Моцарта и его окружения, ни в одной из биографий, ни в одном из каких-либо документов нет ни единого упоминания о том, что проблема почек давала о себе знать тем или иным образом до роковой осени 1791 года. А ведь так не бывает. Согласно утверждению врачей, функция почек не может обрушиться вот так сразу, внезапно, если, конечно, это не следствие (осложнение) одного из острых заболеваний (как правило: вирусных).

Именно поэтому крайне важная гипотеза доктора Барро явилась преддверием к новым, более продвинутым гипотезам. Они поддерживают собственные подозрения Моцарта в том, что его отравили. Наибольшую известность и признание получили теории немецких врачей Дальхова (Dalchow), Кернера (Dieter Kerner) и Дуды (Gunther Duda). Оба считают, что Моцарт был отравлен веществом, содержащим ртуть, что быстро поражает почки, и картина отравления полностью соответствует той, какую описал доктор Барро. Заметим, что применение ртути для ядов свидетельствует о гораздо более тонкой и коварной палаческой работе, и стоит на порядок выше по уровню. Использование ртути теснейшим образом связано с алхимией, в рамках которой этот металл считается важнейшей метафизической субстанцией. Представления об эзотерических, метафизических свойствах этого элемента, равно как и его включение в разные химические композанты, уходят в далёкое прошлое, вплоть до Древнего Египта, и очень часто проявляются по еврейской линии.

Ртуть применялась (и в редких случаях сейчас применяется) фанатиками одержимых мистикой и сатанизмом сект или организаций для ритуальных убийств.

Полемизируя с теми медиками, какие упорно цепляются за предположение о хроническом заболевании почек у Моцарта, вызванном стрептококковой инфекцией, Дуда настаивает на следующем. Кое-что из того, чем Вольфганг переболел в детстве, могло быть связано со стрептококковой инфекцией, или спровоцировать её. И, соответственно, дать осложнение на почки. Но могло и пройти, никакого осложнения на почки не дав. Это как переход дороги поверху, а не по подземному переходу, что увеличивает шансы быть сбитым машиной, но далеко не всегда приводит к ДТП. Таким образом, у теории хронического заболевания почек нисколько не больше прав на жизнь, чем у версии ртутного отравления. Более того, Дуда абсолютно уверен, что основной козырь сторонников хронического заболевания у Моцарта - детская скарлатина - не что иное, как erythema nodosum, что коренным образом меняет всё. Он также отвергает ревматическую атаку (или воспаление), считая, что Моцарт просто переболел гриппом. Шаткую почву теории хронического заболевания почек, вызванного детскими болезнями, подчёркивает также и то, что родная сестра композитора, переболевшая теми же заболеваниями, была сравнительно здорова в зрелом возрасте, и дожила до семидесяти восьми лет.

Надо признать, что теория отравления ртутной смесью идёт чуть-чуть впереди теории хронического заболевания, объясняя больше подробностей и больше соответствуя картине смерти Моцарта. Для чёткого понимания главного аргумента в пользу теории отравления не надо даже быть медицинским экспертом. Острое и крайне драматическое течение болезни, помимо яда, может указывать только на инфекционное заболевание. Однако, Софи и Констанца, постоянно находившиеся при Моцарте (не забудем и о том, что, потрясённая смертью мужа, Констанца забралась на смертный одр и улеглась там, рядом с трупом, в надежде заразиться или отравиться - и тоже умереть), не заразились, и этот факт версию инфекционного заболевания не подтверждает. Острое течение и летальный исход в качестве последней, терминальной стадии какого-либо хронического заболевания также не подтверждается вследствие полного отсутствия сообщений о "предварительных", предшествующих злокачественной стадии симптомов. В то же время, разновидности яда аква тофана (acqua toffana), согласно проводившимся в связи с отравлениями им полицейским расследованиям, могут дать такую, как в случае с Моцартом, или очень похожую картину.

Доктор Кернер добавляет новые штрихи к детализированной карте соответствия отравления ртутным ядом всем известным симптомам, проявившимся у Моцарта в течение двух последних недель его жизни. Он с уверенностью настаивает на том, что болезнь Моцарта в гораздо большей степени соответствует отравлению ртутью, чем последней стадии хронического заболевания почек. Нет никакого указания на то, что больной жаловался на невыносимую жажду, непременно развивающуюся при остром нефрите. Кернер также замечает, что в последние месяцы своей короткой жизни Моцарт был предельно активен, изнурительно работая над своими главными шедеврами. Это было бы абсолютно невозможно в случае хронического заболевания почек. Поразительная творческая активность Моцарта начисто опровергает версию нефрита в заключительной, терминальной фазе. На основании своего богатого клинического опыта и широчайшей медицинской литературы, Кернер утверждает, что "уремики всегда за несколько недель, а чаще всего месяцев перед смертью совершенно неспособны работать, а за несколько дней до смерти находятся в беспамятстве".

Кернер согласен с тем, что Моцарту стало плохо в Праге, и считает, что небольшие дозы ртути ему давали летом 1791 года, вслед за чем (осенью, незадолго до его кончины) ему дали смертельную дозу. Доктор Кернер указывает на то, что в Вене в моцартовские времена ртутью лечили сифилис, и что доктор Герард ван Свитен (Gerard van Swieten), отец уже знакомого нам Готфрида ван Свитена, организатора музыкальных семинаров, личного друга Моцарта и масона, занимавшего при Иосифе Втором пост, в современном прочтении соответствующий посту Министра Культуры, практиковал лечение ртутью. Доктор Кернер настаивает на том, что Герхарт ван Свитен прописал Моцарту ртуть, не обязательно от сифилиса. Интересно, что доктор Герард ван Свитен был лейб-медиком (главным врачом) Императрицы Марии Терезии, крайне враждебно относившейся к Моцарту (вспомним о рассылаемом ею против Моцарта письме).

Кернер также приводит письмо Констанцы одному чиновнику в Мюнхен, в котором она уже в самом конце жизни возвращается к словам Моцарта о том, что его отравили.

Рассматривая убийство с помощью яда как крайне экзотическую вероятность, мы невольно впадаем в ересь анахронистического взгляда на прошлое. Как подчеркивает доктор Дуда, до того, как огнестрельное оружие получило всеобщее и широкое распространение, яд был чрезвычайно распространенным методом убийства, а искусство приготовления и использования ядов достигло высочайшей тонкости и мастерства. Знания о ядах и об их воздействии на человеческий организм в то время получили гораздо большее развитие и достигли гораздо больших успехов, чем сегодня мы себе это представляем. Многие из таких знаний циркулировали внутри ограниченных групп людей и держались в секрете от всех остальных. Именно поэтому, подчеркивает доктор Дуда, нас поражает сегодня, что так много современников Моцарта совершенно серьезно рассматривали яд как одну из вероятных причин смерти великого композитора.

Бетховен, например, упорно верил в то, что его брата отравила жена Иоанна, и она же пыталась отравить даже своего сына, племянника Бетховена. Россини глубоко сокрушался по поводу преждевременной кончины своего друга Беллини в Париже, подозревая, что того отравили, и поэтому настоял на вскрытии. Похоже, из всего своего окружения только один Сальери не боялся отравы. Но вот что интересно: хотя он родился и вырос в стране, где без вина не обходится ни одна трапеза, он пил одну только воду.

Все эти факты ни в коем случае нельзя рассматривать в связи с предположениями, зачем надо было убивать Моцарта, кому это было надо, и кто это сделал. Каждый автор, что пытается опровергнуть реконструированный анамнез болезни Моцарта и выводы об отравлении аргументами непричастности Сальери или кого-то другого к смерти великого композитора, ведёт нечестную игру. Это примерно то же самое, что опровержение выводов судебно-медицинской экспертизы, нашедшей в теле покойного яд, с помощью реплики: да бросьте вы, кому это было нужно! Или то же самое, что применить Пятую аксиому Эвклида к геометрии Лобачевского. Первыми и главными подозреваемыми являются (и навсегда ими останутся) четыре врача: фон Лобас, Герхарт фон Свитен, Томас (Николаус?) Клоссет и Матиас фон Саллаба. Их и считают самые осведомленные исследователи главными кандидатами в исполнители. Все остальные, такие, как Сальери, могут быть, в лучшем случае, соучастниками. Готфрид ван Свитен и Сальери, возможно, что-то знали, но не смогли, побоялись или не захотели спасти Моцарта.

Что касается заказчика, то им могло быть только государство или могущественные политические круги.

Теперь добавим сюда факты, представленные в Американском Альманахе Нефрологии (Journal of American Society of Nephrology; Volume 2, N 12, 1992; Did Mozart Die of Kidney Disease? A Review From the Bicentennial of His Death Edward N. Guillery. E. N. Guillery, Division of Pediatric Nephrology, Department of Pediatrics, University of Iowa Hospitals and Clinics, Iowa City, IA. (J. Am. Soc. Nephrol. 1992; 2:1671-1676).

Тут достаточно подробно рассматриваются следующие медицинские теории о причине смерти Моцарта: 1) травма головы; 2) заболевание сердца; 3) острый нефрит. В статье двусмысленно отдается предпочтение номеру 3). Ревматическая лихорадка и бактериальный эндокардит, как причина смерти Моцарта, среди основных сторонников имеют уже известного нам С. Бэра. Однако, эта теория подверглась уничтожающей критике. Более того, термин ревматическая лихорадка, упоминаемый в двух письмах отца и сестры Моцарта, в 18-м веке использовался как неспецифический термин, относящийся к целому ряду заболеваний. Доктор Матиас фон Саллаба осматривал Моцарта примерно за неделю до смерти, и поставил туманный диагноз hitzigesfrieselfieber, что в переводе с немецкого означает - военная лихорадка (ревматическое воспаление?). Именно этот диагноз записан в регистрации смертей. В контексте того времени он поразительно неспецифичен. О том, предполагает ли этот термин наличие сыпи, или petechiae, до сих пор ведутся дебаты.

Констанца и Софи отметили эдему; кроме того, многие авторы упоминали о том, что незадолго до смерти у Моцарта открылось кровотечение. Среди страшных симптомов последних дней упоминаются понос, рвота, жар (высокая температура), невыносимая головная боль, ещё большее опухание всего тела, разрушение внутренних органов, продукты распада которых появлялись из отверстий тела или в виде рвоты "чем-то чёрным".

Почечная недостаточность большинством исследователей признается как более вероятная причина и эдемы (опухания), и ряда других симптомов, и уже в начале 1990-х годов (добавим: сегодня - доминирующее академическое мнение) эта теория победила. Отсутствие серьёзных нарушений дыхания, и тот факт, что незадолго до смерти Моцарт напевал мотивы своего Реквиема, полностью отвергает ревматическое поражение сердца с бактериальным эндокардитом. Ревматическая атака длится от 3-х до 4-х недель, а Моцарт в детстве болел каким-то острым заболеванием всего лишь 10 дней.

Рассматривались также разные инфекции: йершиния, сальмонелла, шигелла, рубелла, гепатит, эховирус и энтеровирус. По-видимому, ни одна из них не даёт картины, похожей на то, что случилось с Моцартом. Травму головы пока рассматривать не станем, т.к. этот вопрос связан с тем черепом, вокруг которого ведутся дебаты. До сих пор не доказано, что это череп именно Моцарта.

Отравление тяжёлыми металлами как одна из разновидностей теории о почечной недостаточности - наиболее убедительная версия смерти Моцарта уже в начале 1990-х годов.

Лэндон в своей книге [13] анализирует доказательства теории отравления. Он цитирует ряд фраз из Разговорных Тетрадей (Konversatlonshefte) Бетховена, из которых понятно, что с особенной интенсивностью слухи о том, что именно Сальери отравил Моцарта, циркулировали с 1823 по 1825 год. Рихард Вагнер (Richard Wagner), великий немецкий композитор, писал в 1830, что большинство музыкантов верят в то, что Сальери отравил Моцарта.

Доктор Ян Джеймс, из Royal Free Hospital в Лондоне, в 1980-х годах выдвинул предположение о том, что Моцарт погиб от ятрогенического отравления сурьмой (по-английски: iatrogenic antimony poisoning). Он утверждает, что в эпоху Моцарта этим составом лечили глубокую депрессию и меланхолию, от которых он страдал.

После Моцарта остались огромные счета за лекарства, которые он покупал у венских аптекарей, но странно, что не сохранилось никакого списка или отдельных записей о том, что ему выписывали и что именно он приобретал. Симптомы отравления сурьмой такие [14] : кашель, артральгит, артрит, миальгит, мигрень, обмороки, апнея (дыхательное нарушение), боли в области живота, спазмы сосудов (коллапс), лицевая эдема, сыпь на коже. Точно как со всеми тяжелыми металлами, хроническая инджестия может вызвать дисфункцию почечных лоханок и остановку работы почек...

Все эти примеры мы привели для того, чтобы продемонстрировать: ни один из этих случаев не даёт картину, настолько приближённую к тому, что случилось с Моцартом, как ртуть или сурьма (или аква тофана с "ртутной приправой").

Эдвард Гьюлери тоже рассматривает отравление ртутью. Так же, как в случае с цинком и мышьяком, ртуть может вызвать полинеуропатию, при хроническом приёме. Тяжёлые металлы могут привести к неуклюжей ходьбе и тремору, симптомам, не отмеченным у Моцарта. (Добавим от себя: это не "основные", но "добавочные" симптомы, во многих клинических случаях отсутствующие). Бывает, что при отравлении ртутью речь становится неразборчивой, возникают патологические изменения зрения, умственная деградация, что в случае Моцарта также не отмечено.

Цинк и мышьяк, ингредиенты acqua toffana, вызывают (мышьяк) металлический вкус во рту, периферийную неуропатию, анемию, гастроинтестинальные нарушения, и многочисленные поражения кожи [15] . Моцарт жаловался незадолго до своей кончины на "вкус смерти" во рту: может быть, это и был тот самый металлический вкус? Однако, отсутствует периферийная неуропатия. Цинк может вызвать колики в животе, тошноту, рвоту, металлический вкус во рту, запоры, боль в конечностях, периферийную неуропатию.

Со всеми этими тяжёлыми металлами, кроме сурьмы, следует ожидать резкое снижение умственной функции и свидетельство периферийной неуропатии ближе к концу. Моцарт же был в относительно ясном сознании, ещё за 2 часа до смерти, и сочинял вплоть до последнего дня своей жизни.

Эдвард Гьюлери считает отравление сурьмой наиболее вероятным в случае Моцарта. Он указывает на головную боль, эдему, депрессию.

Один вопрос остается открытым: мог ли какой-нибудь большой специалист по ядам (или специалисты) подобрать особый химический состав с тонко просчитанными соотношениями мышьяка, сурьмы, свинца и ртути, с целью затушевать одни симптомы отравления и подчеркнуть другие, более соответствующие естественным заболеваниям, а третьи симптомы затемнить четвертыми. Интересно, что в алхимических трактатах, написанных на средневековом латинском, древнееврейском ("испорченном" финикийском"), санскрите и итальянском языках, такой препарат, где смешаны мышьяк, сурьма, свинец и ртуть, упоминается. Правда, там нигде не сказано, что это яд, но ведь практически все алхимические трактаты написаны символико-мистическим, эзоповым языком, и там этого прямо и не должно быть сказано.

Моцарта постигла страшная участь. Тяжёлая, омраченная катастрофическими разочарованиями жизнь, и ужасная, мучительная смерть.

==================================================

[1] см.: "Eine Wallfahrt zu Mozart. Die Reisetagebücher von Vincent und Mary Novello aus dem Jahre 1829". Ed. Nerina Medici di Marignano und Rosemary Hughes. Bonn, 1959

[2] Medici N, Hughes R. A Mozart Pilgrimage. London: Novello; 1955:124-128

[3] "Ludwig van Beethovens Konversationshefte", 4. Karl-Heinz Köhler und Grita Herre, mit Ignaz Weinmann. Leipzig 1968, 259

[4] Karhausen L R: "Contra Davies, Mozart's terminal illness". JRSM 1991:84:734-736

[5] C. Bär, "Mozart: Krankheit, Tod, Begrébnis", 2er Ed., Salzburg ("Mozart, Illness-Death-Burial". Salzburg: International Stiftung Mozarteum: 1966, 1972)

[6] Nielson H. E.: Epidemiology of Schanlein-Henoch purpura. Acta Pediatr Scand 1988:77:125-131

[8] C. Bär, "Mozart: Krankheit, Tod, Begrébnis", 2er Ed., Salzburg

[9] Otto Erich Deutsch; Eibl, Joseph Heinz (Edd.), "Mozart. Dokumente seines Lebens". 3tte Ed. Munich, Kassel 1991

[10] Hilda and William Baumol, "Maledizione or the Perilous Prospects of Beethoven''s Patrons"

[11] Ludwig Köppen: "Mozarts Tod. Ein Rätsel wird gelöst". Köln, 2004

[13] H.C.R. Landon, "1791, Mozart's Last Year". London: Thames and Hudson; 1988

[14] Haddad L. M, Winchester J. F. "Clinical Management of Poisoning and Drug Overdose". Philadelphia: WB Saunders and Co.: 1983

Кладбище св. Марка в Вене:

1) Указатель 2) и 3) - надгробие на воображаемой могиле